Ярославский вокзал в Москве / Чертежи архитектурных памятников, сооружений и объектов - наглядная история архитектуры и стилей

Ярославский вокзал в Москве

Название: Ярославский вокзал в Москве (ru), Moscow Yaroslavskaya railway station (en)
Местонахождение: Москва (Россия)
Создание:
  • 1862 г. - строительство основного здания
  • 1895 - 1896 гг. - перестройка перона Л. Н. Кекушев,
  • 1902 - 1904 гг. - новый фасад - Федор Шехтель
  • 1965 - 1966 гг. - 1-ая реконструкция, со стороны перрона пристроено помещение со сплошной стеклянной стеной, перестройка интерьеров - Л. Н. Ненаглядкин
  • 1995 г. - 2-ая реконструкция, расширение внутренней площади, перепланировка
Стиль: Неорусский стиль, Эклектика
Архитектор(ы): Федор Шехтель

Архитектура вокзала

Кириллов В.В.
Архитектура русского модерна (опыт формологического анализа).
М., Изд-во Моск. ун-та, 1979, 214 с. 38 ил.

В образном строе архитектуры Ярославского вокзала лишь улавливается основной лейтмотив северного народного зодчества, т. е. ассоциативность здесь не столь прямая. Дух старины живет в самом сказочно-теремном облике этой постройки, в живописно-силуэтной разработке ее масс. Поэтический образ Севера звучит в высокой гротескно-стилизованной кровле вокзала, в мотивах «крепостных» башен, в изысканном, приглушенном колорите фасада. Его навеивают и украшающие фасад декоративные панно со стилизованным растительным орнаментом, кружевные решетки подзора и гребня «теремной» крыши. Апеллируя к народному зодчеству, автор и здесь выявляет лишь его основные композиционные принципы. Это дало возможность, избежав противоречия между исторически ассоциативной формой и функциональными требованиями, предъявляемыми к такого рода сооружениям, создать вполне современный организм. Если отвлечься от исторических ассоциаций во внешнем облике вокзала, то со всей очевидностью представится характерная для модерна композиционно-планировочная основа здания — свободное многообъемное построение, обусловленное целесообразной организацией пространства и выявлением основных функциональных элементов, сбалансированное равновесие масс вокруг наиболее крупной объемной доминанты башни, выраженная трехмерность и силуэтность общего построения. Выявляя эти формообразующие принципы, Шехтель находит общую основу с древнерусским зодчеством, что позволяет ему то «подавать» модерн в образе старинного русского терема, то обнажать рациональные основы «чистого» модерна. О характере современного здания говорят большие окна первого этажа и особенно гигантская входная арка вестибюля, монотонный ритм стандартных окон боковых фасадов. В скругленной угловой части фасада окна объединены темными простенками в сплошную ленту, что характерно для зданий каркасных конструкций.

Восприятие древности на уровне конструктивного формообразования дает архитектору возможность без каких-либо противоречий разрешить функциональные стороны сооружения. Пространство его вполне целесообразно: ядро вокзала — расположенный в центре пассажирский зал, окруженный служебными корпусами и примыкающими к нему с площади вестибюлем с аванзалами, с прямым пропуском людских потоков от входа к перронам. При этом Шехтель легко сменяет ретроспективную оболочку здания на вполне современный, без сказочных ассоциаций интерьер. От ассоциативности он переходит к прямой иллюстрации северной природы в декоративных панно-картинах, помещенных на стенах зала ожидания и вестибюля (художник К. Коровин). Перед нами пример строго рационального модерна, где господствуют ясность, простота, четкий геометризм конструктивных форм. Характеру решения пространства отвечают столь же простые кубовидные фонари, сетчатая орнаментация оконных переплетов и рисунка пола. Лишь большие арочные окна да скругленные сиденья скамей смягчают конструктивную жесткость пространства.

Если пространственная система здесь строго рационалистична, то в выражении наружных масс пластическая экспрессия достигает своего апогея. Максимальное напряжение приходится на главную входную башню, увенчанную высокой теремной кровлей. От напора энергийного импульса налились тяжестью и вздулись пилоны, фланкирующие арку, по верху их образовались бугристые наросты, вздыбилась крыша и приподнялся искривленный козырек над входом. Однако, вертикальная устремленность тяжелых масс башни глушится широкополыми отворотами крыши. Не получив выхода, энергия оплавляет массы, заставляя стекать вниз, и по скруглению пилонов через арочное окно уходит внутрь в материальную толщу здания. Такой же противоток движения с ослаблением энергийного импульса наблюдается и в соседней наугольной башне. Ее растущая вертикаль слишком отягощена массивными «прилепами» машикулей.

Зато на другом конце энергия как будто преодолевает сопротивление массы, но ее порыв недостаточен, чтобы разрядить общее пластическое напряжение системы — отсюда драматичная скульптурная экспрессия масс, конвульсивное их содрогание наподобие живого организма. Неоромантизм дает о себе знать и в спонтанном развитии всей системы, где все кажется зыбким и изменчивым. Создается впечатление, что в данной композиции зафиксировано лишь остановленное мгновение, что за этим может последовать новая комбинация форм, что входной павильон случайно определился не по середине фасада и т. д. Горизонтальные корпуса как бы пропущены сквозь тело башен, отчего возникает ощущение слитности и взаимопроницаемости масс, перед нами типичное пластическое выражение раннего модерна. Не менее ярко модерн проявился и в декоративных качествах этого сооружения, в его живописности и многоцветности.