Упадок градостроительного искусства / Чертежи архитектурных памятников, сооружений и объектов - наглядная история архитектуры и стилей

Упадок градостроительного искусства

Предельно четкая система правильного построения города XVIII столетия получает свое эстетическое оправдание в ясной простоте архитектуры здания. Господствуют чистые классические формы без каких-либо декоративных наслоений. «Нельзя себе представить ничего более пошлого и готического, чем совершенно излишние, ничего не выражающие украшения в виде лепных листьев, завитушек, человеческих масок, произвольно прилаженных столбов и т.д., то есть всего того, чем пачкают фасады домов в некоторых городах». Слова эти хотелось бы со всей энергией обратить по адресу современных строительных предприятий. Эта строгая система градостроительства должна была, однако, оказаться неприемлемой, как только изменилось чувство пространства. Она должна была внушать впечатление фальши по мере того, как стали обогащаться формы архитектуры отдельного здания. Но рок архитектуры XIX столетия в том и заключается, что архитекторам изменило чувство пространства, что они утратили чутье архитектоники, а в связи с этим и уверенность в применении форм выражения.

В творческой практике начинают обнаруживаться черты неуверенных поисков и шатаний, архитекторы то и дело для искомых решений обращаются к опыту прошлого. Им еще удается копировать во всех деталях исторические образцы, но не хватает понимания того, что изменение архитектурной формы есть только выражение эволюции чувства пространства. Отсутсвует малейшее представление о том, что для обнаружения пространственного эффекта каждый организм нуждается в соответствующей обстановке. Неправильно было бы взваливать вину за это жалкое состояние архитектуры на научный историзм искусства. Изучение истории искусства является нужнейшей дисциплиной нового понимания вещей. Более глубокое понимание истории искусства особенно наглядно показывает нежизненность всякой эклектики.

Система правильной планировки сулит обманчивое преимущество. Она позволяет скоро и сносно разделить местность на строительные участки, и в силу этого преимущества ее особенно навязывали эпохе, которой предстояло подготовить почву для быстрого роста городов. Городского архитектора заменяет землемер. Отныне строить города значит застраивать земельные участки. Но улицы и площади — ведь только производные части города, и следовательно, и их трактуют отнюдь не более положительно.

Не видно больше архитектурных ансамблей, которыми мог бы насытиться глаз!
Система превращается в застывшую схему. Город становится не только нехудожественным и выхолощенным, но и фальшивым по архитектуре исторических стилей, являя образ мертвеца, наряженного в пестрые лоскутья.

В новых городских кварталах, построенных по схеме правильно прямоугольника в начале XIX столетия, порой встречаются еще высокохудожественные сооружения, чего уже не наблюдается в более поздних постройках. Есть еще интересные замыслы, но нет уже уверенности в расчете архитектонического эффекта. Чувствуется леденящее дыхание схематизма. Художественная организация формы отстает от громадных успехов в области гигиены и техники транспорта. Характерны в этом смысле новая Познань, заложенная по планам Давида Жилли, новый Дармштадт, сооруженный при великом герцоге Людвиге, расширение Штутгарта при короле Вильгельме и Мюнхена при Людвиге I. (Те же принципы, но при другой конфигурации плана, лежат в построении нового Магдебурга: в большой прямоугольник вписаны прямоугольники меньшего размера. Такая планировка предместья, возникшая при французском владычестве (1812), была якобы избрана в интересах лучшей защиты города, но какого-либо художественного интереса не представляет. Прямая поперечная улица, будучи вдвое шире (30 метров) остальных, оживлена за счет последних). Нередко наблюдаются утрированные соотношения длины и ширины. Мюнхенская площадь Пинакотеки (225 : 400 метров), вопреки наличию на ней музейных зданий, производит впечатление только плоскости. Парадная Людвигштрассе — длиною в 1225 метров, шириною в 37 метров, при высоте домов в 18-21 метр — отличается сама по себе недурными пропорциями. Но, несмотря на то, что оба конца этой улицы акцентируются галереей (Feldherrnhalle) и триумфальной аркой (Siegestor), протяжение ее слишком велико, чтобы организующая роль этих архитектонических граней охватывала все пространство улицы: при чрезмерной длине монументальность ее завершения пропадает, и все построение приобретает как раз обратный характер. Бранденбургские ворота дают хорошее завершение берлинской Липовой аллее (Linden, 1789) только потому, что благодаря зеленым насаждениям вид их открывается пешеходу лишь в последний момент, и ворота вырастают неожиданно во всей своей мощи. В связи с выставкой модели этих ворот в Берлинской академии, Лангганс в своем докладе королю в сентябре 1889 года писал (Секретный государственных архив, шкаф 96, 216 В, том 86): «Расположение Бранденбургских ворот бесспорно является одним из самых прекрасных в мире; чтобы добиться максимального эффекта и по возможности расширить их пролет, я взял при постройке за образец городские ворота древних Афин (Пропилеи Мнесикла) по подробным их описаниям у Лероа, Стюарта и Реветта, сделанными на основании сохранившихся до сих пор в Греции развалин».
Позднейшие расширения городской зоны по прямоугольной схеме лишены каких-либо художественных достоинств. Убожество этой схемы сильнее всего ощущается в беднейших кварталах, застроенных жилыми доходными домами, а как раз здесь следовало бы больше всего остерегаться безответственно вычерчивания планов при помощи рейсшины и треугольника.

В 1883 году издательство И.Ф. Кульмей-Лигниц были опубликованы планы под заглавием: «Идеальная планировка города. Руководство для строительных чиновников, муниципальных учреждений, а также владельцев дворянских поместий, которые пожелали бы возвести на своих землях городские сооружения». Вся планировка представляет собой квадрат (607 метров), в середине которого расположена квадратная же площадь (132 метра) с церковью в качестве центрального сооружения.

По краям свободно размещены шесть зданий административного назначения, кругом площади — деревья. Далее по углам всей планировки предусмотрены четыре блочных сооружения таких же размеров и той же формы, что и центральная площадь, а между блоками помещаются по два продолговатых участка прямоугольной формы. Все улицы шириной в 26,4 метра. По обеим сторонам их — фруктовые деревья и рвы, наполненные водой. Город окружен фабриками и промышленными заведениями. Критика здесь едва ли требуется, настолько бросается в глаза в схематически построенных кварталах их планиметрическая никчемность, нецелесообразность, несмотря на все гигиенические достижения. Впечатление от центрального здания церкви в перспективе ведущих к ней улиц сводится на нет из-за стоящих впереди общественных зданий. Фруктовые деревья по своему тектоническому характеру непригодны для оформления города даже в том случае, когда проектировщик воображает, будто «благодаря этому все поселения находится в саду». Идея города-сада в таком печальном варианте положительно неинтересна. Предложение обсадить кустами крыжовника рвы и развести в последних рыбу звучит почти анекдотически.

Во второй половине XIX столетия, в связи с ростом уличного движения, новое градостроительство Парижа и проламывание улиц усваиваются в качестве образца при сооружении новых кварталов и реконструкции старых городов. Возникает сочетание прямоугольной схемы с диагональным по строением улиц и большими звездообразными площадями. Эта система проведена особенно отчетливо в новых частях городов Галле и Штеттина и удивительно беззаботно применена в планировке обширных кварталов кольцевых улиц города Кельна. Диагональное расположение улиц удовлетворяет потребности транспорта в возможно прямой, кратчайшей связи между любыми двумя точками города. Отпадает надобность огибать отдельные прямоугольные блоки, т. е. в конечном счете объезжать весть прямоугольные блоки, т. е. в конечном счете объезжать весь прямоугольник городской черты. Получает распространение планировки французской звездообразной площади с любым количеством радиальных, далеко уходящих улиц, несмотря на то, что подобная концентрация маршрутов при значительном росте движения представляет величайшие неудобства: для быстрого разматывания возникающих заторов приходится думать не столько уже о связывании, сколько о развязывании маршрутных линий. Только звездные площади такого крупного диаметра, как Place de l’Étoile в Париже с большой приподнятой центральной частью, годятся еще для регулирования современного уличного движения.

В художественно-архитектоническом отношении эти площади, обрамленные дисгармонической архитектурой доходных домов, нисколько не привлекательны. Несмотря на некоторые преимущества, схематически-диагональная система представляется таким же эстетическим примитивом, как и схематически-прямоугольная система: она измышлена только на плоскости, но не в пространстве. Бульвары Людовика XIV становятся образцом для планировки озелененных кольцевых улиц.

«Ринг» (кольцо) в Вене с (с 1858 года) с его крупными монументальными постройками производит издали более величественное впечатление, чем его парижский прототип. Тем не менее в нем имеются существенные недочеты: пространство его кажется слишком зыбким, оно не имеет достаточно крепкой формы.

Необходимость облегчить уличное движение в тесных старых городах и улучшить их гигиенические условия потребовала пролома отверстий в старых городских кварталах. Необдуманное прокладывание новых прямолинейных улиц по парижскому образцу повлекло за собой в некоторых городах уничтожение прекрасных мест и чрезвычайно ценной архитектуры. Разрубать на части чудесный организм какого-нибудь города ножом мясника — вещь поистине варварская! При регулировании уличной сите необходимо сообразоваться с наличной обстановкой, щадить значительные здания и ансамбли, а где возможно высвобождать их из тисков скученности. Какие-либо твердые правила здесь неприемлемы, да и по самой сути они не могут быть даны. В конечном счете вопросы этого рода могут быть разрешены в каждом отдельном случае крепким архитектоническим чутьем и учетом характера разнообразных форм старого города.

В какой мере градостроительство подменяется чертежным искусством, показывает лейпцигское предместье Дрездена и город Фриденау близ Берлина (1871); по середине протянута широкая центральная улица, по бокам ее симметрически прочерчены улицы и площади, образуя довольно приятную геометрическую форму; целое представляет собой только дала в архитектоническом отношении полную бессмыслицу.
Чисто теоретические мудрствования некоторых современных градостроителей, как например зубчатые и пилообразные улицы (Эрнар — Париж) и шестигранные блоки (Америка), едва ли заслуживают упоминания. Это — планировочные кунштюки, не имеющие никакой ценности.

Нет недостатка в попытках более капитального решения организации площади, но все эти попытки проваливаются, так как в основе их лежит не ясное понимание пространства в его тектонических функциях, а стремление оформить безразличную поверхность площади сносной декоративной архитектурой. Такой характер носит разработанный Ф.О. Кунном проект устройства торжественного форума перед Бранденбургскими воротами со стороны Тиргартена в Берлине.

Большей ясностью и ритмичностью отличается проект Гекеля для оформления Королевской площади (Königsplatz) в Мюнхене 1833), которая в настоящее время, по крайней мере по зеленым насаждениям, является образцовой. Даже Г. Земпер обнаруживает неуверенность в своих композициях площадей. Реализация его проекта, по которому дрезденский «Цвенгер» должен был образовать завершение глубокой площади, простирающейся вплоть до Эльбы, сильно повредила бы этому сооужению. Его узорчатая галерея с аркадами, легкая, мерцающая архитектура «салонов» и обоих ступенчатых павильонов воспринимаются только на близком расстоянии и рассчитаны на центральное положение. Все сооружение представляется слишком нежным и приземистым, чтобы выдержать сопоставление с мощной передней частью запроектированной Земпером площади Пепельман предполагал вначале устроить през незаконченным еще «Цвенгером», против открытого торжественного зала для придворных празднеств, большой парк, обрамленный галереей; парк этот должен был заканчиваться у Эльбы беседкой. Но затем Пепельман изменил свой проект, с тем, чтобы заключить все сооружение дворцовым зданием. Благодаря таким площадям, как земперские Гофбургплац и Гофмузеумплац, а также площадь Ратуши. Вена может гордиться самыми большими архитектурными площадями. Но масштабов подобных дистанций уже не в состоянии преодолеть даже сама колоссальная архитектура стен площади. (Площадь Ратуши занимает около 80 000 квадратных метров, площадь Земпера еще несколько больше. Длина ее равна почти половине диаметра Вены. Наоборот, площадь святого Петра в Риме, кажущаяся благодаря гениальной композиции больше своих действительных размеров, занимает только 34 000 квадратных метров. С недоверием приходится отнестись к глубине и последовательности художественной оценки какого-нибудь Зитте, когда он восхищается земперской планировкой, несмотря на то, что тут же перед этим он неодобрительно отзывался о подобных площадях-гигантах).

◄Германские города Оглавление Монументальное украшение площади►